Длина материнского поводка

Когда пуповина у тебя в голове должна чуть ослабеть?

Нам всем понятно, что перерезанная пуповина — это просто факт, на самом деле эта связь с ребенком она вот, здесь. Пока он маленький, ты носишь его на руках. Он становится постарше, ты начинаешь отпускать, но сканируешь все вокруг. Мы кладем детей спать рядом с собой и приматываем к себе слингами. Мы всюду ездим с детьми — для нас придумали самые легкие и самые маленькие складные коляски. Мы ставим защитные ворота и затычки во всей розетки. И тут никого нельзя упрекнуть — мы стараемся сделать ранний возраст ребенка для него максимально комфортным и безопасным.

©Виктория Сорочински

Вопрос для меня в том, когда нужно сбавить интенсивность сканирования. И когда пуповина у тебя в голове должна чуть ослабеть. Поймала я себя тут недавно на этом у горки. К. лез наверх. На лице у него была решительность покорителей Эвереста. Мне показалось, что он лезет слишком высоко (тем более, что это была горка-снаряд для детей намного старше). Я быстро переместилась по площадке и стала говорить что-то про безопасность. К. пропыхтел с очередной палки-ступеньки: «Ну что ты, мама, опять прибежала! Ты не видишь, я крепко держусь и со всем справляюсь». Я сделала пару шагов назад и сделала вид, что рассматриваю пальму, но свой поводок в руке я держала крепко.

Я знаю, в чем моя проблема. Я ужасно тревожна. Еще я травмирована внушением травмы. Я регулярно рассказываю на лекциях о том, как Дональд Винникотт помог всем современным матерям, сформулировав термин «достаточно хорошая мать». Но при этом я сама часто оказываюсь в заложниках мысли о том, что достаточно хорошая — это слишком мало. И делаю шаг в сторону квохчущей курицы, которая носится, растопырив крылья, и влезает даже туда, куда влезать не надо. Туда, где уже надо отпустить.

Мне кажется, что если я поеду одна в отпуск, оставив ребенка с бабушкой, — это будет несправедливо по отношению к нашим отношениям и к нему лично. Ведь мы  и так много времени разделены, он ходит в детский сад, я хожу на работу, не пострадает ли от этого «эффективность наших отношений». Тем более, что половина детей вокруг меня не ходит в детский сад, так как детский сад есть травма (ведь никто не сможет заботиться о твоем ребенке лучше тебя!).

Я знаю, что это не так (про детский сад), а еще мой разум точно знает, что не пострадает, что ребенок на даче будет воодушевленно выкапывать червей и вообще прекрасно себя чувствовать. Мой тревожный разум всегда выуживает из закромов памяти текст, который я считаю вредным для всех матерей — в нем говорится о том, что если вы ищете время вне семьи для себя, то у вас проблемы. Мой нормальный разум все про этот текст знает, тревожный разум очень хочет потревожиться.

Мне часто кажется, что никто не может справиться с ребенком лучше меня. Нет, понятно, что не может. Потому что я знаю этого персонажа, который с диким гоготом только что пронесся мимо меня по коридору, как облупленного. Я знаю, как победить истерику (хотя и не всегда справляюсь). Я чувствую, когда он заболевает. Я знаю, что ему важно, чтобы в тарелке «все было отдельно». И еще я знаю, что если в тарелке все будет не отдельно — ничего страшного не случится. Но я поднимаю свое знамя выше других.

И вместо того, чтобы провести лишний час с любимыми друзьями, пока он тусуется с бабушкой, я старой занудой рулю домой.

Еще я стараюсь все контролировать. Кто друзья, кто что говорит, почему обиделся, почему обидели, я вообще контрол-фрик, та самая треклятая тревожность, как только ситуация выходит у меня из-под контроля, я начинаю дергаться.

Но, к счастью, я уже понимаю, что не все ситуации нуждаются в тотальном контроле. Вспомнила тут смешной эпизод из книги Кристине Нестлингер «История одной семейки». Книга детская, но родителям я ее горячо рекомендую. Мальчику Ольфи четырнадцать и он живет в семье из одних женщин. Он идет на вечеринку, которая заканчивается изрядным погромом, главный герой не делает ничего противозаконного, но его семья берется за дело: «Человеку, по врачебной ошибке попавшему в сумасшедший дом, вряд ли было бы хуже, чем мне тогда? Четыре бабы даже не постеснялись обыскать мою комнату, словно заправские полицейские. Андрей приговаривала: «Это для твоего же блага!»

Я не знаю, в каком возрасте и насколько надо разматывать вот этот несчастный поводок, в котором есть канат любви, канат заботы, канат тревоги, канат мечты о светлом будущем. Но я точно понимаю для себя, что надо его отпускать. Причем делать это не только во имя ребенка, потому что мы все уже прочитали миллион книг о «травме гиперопеки», но и во имя самих себя, чтобы не превращать окружающий мир в подобие сумасшедшего дома.

Мой восьмилетний племянник хлопает дверью и говорит: «Так, лапин-кретины, дайте мне десять минут, чтобы побыть с самим собой и подумать о сущем, я человек, а не машина для разговоров!» И с ним не поспоришь.опубликовано econet.ru